перекати-поле
May. 7th, 2015 02:34 amЛиза лежит на диване в комнате по имени "Большая комната" и чувствует себя бессмысленно, беспощадно телесной. Каждая часть ее тела подает невнятные сигналы, в целом означающие "жить в этом мире нельзя". Уже понятно, что дедлайн безнадёжно просран, но нельзя же вот так просто взять ноутбук и дописать текст, когда всё так окончательно кошмарно.
Как хорошо, что больше дома никого нет. Бандиты в Башне, богема тоже где-то шляется по своим богемным делам. Или плохо? Иногда бывает так, что начинаешь с кем-то говорить, и экзистенциальный ужас отступает. А иногда бывает и наоборот: говоришь с кем-нибудь, а тело скручивает изнутри непонятная боль, к которой если присмотреться - и не боль вовсе, так, непонятное что-то, чистой паники там приблизительно девяносто пять процентов.
А тут еще небо такое странное. Прямо перед глазами, на северо-востоке - чистое, голубое, вроде бы довольно радующая погода, а выше, у края окна - почему-то бурое. Там висит непонятная пыль, невероятный для северных краёв хамсин, ветер несуществующей пустыни. Говорят - это, мол, оттого, что всю зиму посыпали мостовые песком, а теперь ветра его раздули. Что, если подумать, чистейшее враньё. Во-первых, нет там никакого ветра, а не то воздуха в форточку проникло бы побольше. Во-вторых, в ту краткую неделю, когда был серьёзный снег, посыпали крупной солью, а не мелким песком. А это даже и не песок, плавали-знаем, видели уже песчаные бури, когда настоящий песок вихрился на асфальте клубами. Тут всё наоборот: пыль летит откуда-то сверху, тонким спокойным слоем ложится сверху на автомобили, как пепел из машиного сна.
Нельзя жить в такую погоду, и вообще жить трудно.
И тут как раз - то ли удачно, то ли неудачно - звонят в домофон.
( это я, - говорят снизу голосом Богдана )
Как хорошо, что больше дома никого нет. Бандиты в Башне, богема тоже где-то шляется по своим богемным делам. Или плохо? Иногда бывает так, что начинаешь с кем-то говорить, и экзистенциальный ужас отступает. А иногда бывает и наоборот: говоришь с кем-нибудь, а тело скручивает изнутри непонятная боль, к которой если присмотреться - и не боль вовсе, так, непонятное что-то, чистой паники там приблизительно девяносто пять процентов.
А тут еще небо такое странное. Прямо перед глазами, на северо-востоке - чистое, голубое, вроде бы довольно радующая погода, а выше, у края окна - почему-то бурое. Там висит непонятная пыль, невероятный для северных краёв хамсин, ветер несуществующей пустыни. Говорят - это, мол, оттого, что всю зиму посыпали мостовые песком, а теперь ветра его раздули. Что, если подумать, чистейшее враньё. Во-первых, нет там никакого ветра, а не то воздуха в форточку проникло бы побольше. Во-вторых, в ту краткую неделю, когда был серьёзный снег, посыпали крупной солью, а не мелким песком. А это даже и не песок, плавали-знаем, видели уже песчаные бури, когда настоящий песок вихрился на асфальте клубами. Тут всё наоборот: пыль летит откуда-то сверху, тонким спокойным слоем ложится сверху на автомобили, как пепел из машиного сна.
Нельзя жить в такую погоду, и вообще жить трудно.
И тут как раз - то ли удачно, то ли неудачно - звонят в домофон.
( это я, - говорят снизу голосом Богдана )